«Если честно, мне кажется что я был внутри какого-то фильма. Но я благодарю Бога, что со мной не произошло худшего. Потому что могло произойти. Слава Богу, я жив. Это самое главное», — говорит Денис. „
Он — один из тысяч украинских детей, которых оккупационные власти депортировали в Россию. Дениса просто схватили на улице. И долгое-долгое время мама ничего не знала о его судьбе.
А когда с помощью общественного союза «Украинская сеть за права ребенка» вернула сына домой, не узнала: потеряла его 14-летним подростком, а встретила 17-летнего юношу — с опытом, которого не пожелаешь и взрослому мужчине.
Общаясь со мной, Денис часто говорит фразами, от которых сжимается сердце: «по этому факту мне нечего сообщить», «в тот период времени я не знал» и т. д. Таким фразам учатся в местах лишения свободы, когда искреннее слово может иметь очень опасные последствия. Или когда приходится много отвечать на вопросы людей, которые хотят расфасовать человеческие страдания в соответствующие графы опросников: работников СБУ, разнообразных экспертов, представителей международного сообщества.
Прости, парень, что я тоже вернула тебя к жгучим воспоминаниям…
Сдал кровь и отпечатки — стал россиянином
Все, что происходило в родном херсонском селе, пугало и казалось Денису невероятным. Просьба мамы не выходить за ворота. Обстрелы, российские автоматчики, которые то и дело заходят во двор, держат под прицелом семью, проверяют документы и каждый уголок подворья, допрашивая, нет ли оружия.
А потом отца так избили, что пришлось Денису везти его на операцию в оккупированный Херсон. В начале осени 2022 года, когда отца выписали из больницы и они просто шли по улице Херсона, их задержали вооруженные военные.
«Россияне останавливали людей на улице: мужчин, женщин с детьми, пенсионеров. Потом нас колоннами грузили на паромы — вокруг какое-то ограждение, метра так на полтора высотой, много вооруженных военных. Мы с отцом говорили, что никуда не хотим ехать, но нам отвечали, что типа у нас нет выбора. Загрузили, повезли на другой берег Днепра, в Алешки. Там мы должны были сказать свои фамилии, имена, даты рождения, пароли от телефонов — и отдать телефоны. Все произошло так быстро, вооруженных российских военных было так много, что я даже не успел позвонить маме. А потом нас всех погрузили в большие автобусы и повезли в Джанкой. Было очень страшно, я боялся, что меня разлучат с отцом. А он просил не волноваться, говорил, что главное — мы вместе, что мы как-нибудь выкрутимся, выберемся, и все будет хорошо», — рассказывает Денис.
По словам главы правления «Украинской сети за права ребенка» (УСПР) Дарьи Касьяновой, задержание людей на улице для дальнейшей депортации — довольно распространенный российский прием. Но только один из многих. Ситуаций, когда украинские дети против своей воли оказываются в россии, очень много.
…В Джанкое, куда доставили Дениса с отцом, россияне взяли у всех привезенных отпечатки ладоней, пальцев и подошв, слюну и кровь на анализ — по их словам, для того, чтобы изготовить для них удостоверения личности. Там их кормили — йогурт, бутерброды, суп, консервы. Денис говорит, что наедался и что отец делился с ним порцией.
А потом, уже с удостоверениями личности, россияне повезли их куда-то дальше. Выяснилось, что в Краснодарский край. По тому краю их возили из одного пансионата в другой, а там всегда по периметру вооруженные военные, запреты — и никаких объяснений. Только слова о том, что они, россияне, спасли украинских граждан от обстрелов ВСУ. И российская пропаганда по российскому телевизору — об успешном российском наступлении и почти полной оккупации Украины… „
В начале 2023 года вместо удостоверений им выдали паспорта граждан России, которые родились и проживают в Херсонской области. Хотя никаких заявлений по поводу российского гражданства они не подавали.
«Путин своими указами очень упростил его получение жителям Донбасса, Херсонской, Запорожской областей. Они получают российское гражданство, считай, автоматически, потому что эти территории в Конституции России считаются российскими. Был случай, когда мы возвращали 12-летнего мальчика. В российской базе он числился как гражданин России, хотя не имел никаких российских документов! Навязывание гражданства — это такая российская политика. Это присвоение себе украинских граждан», — говорит Дарья Касьянова.
…Российские паспорта позволяли отцу Дениса взять сертификат на получение жилья в России. Но пугали слухи, что мужчин, которые регистрируются в таком жилье, ждет принудительная мобилизация в армию России. Поэтому отец с сыном поступили иначе: с российскими паспортами, которые давали им относительную свободу, ездили по Краснодарскому краю в поисках какого-то неприметного хостела и временной работы.
Несовершеннолетний ребенок, он вместе с отцом работал на разных стройках. Неофициально. Их, «хохлов», не очень-то и хотели нанимать. А когда брали, то платили гораздо меньше, чем россиянам. И постоянные оскорбления, и запугивания, и угрозы… Чтобы получить работу, Денис в копиях своих документов исправлял год рождения с 2008-го на 2003-й. „
Это было опасно: старшему на пять лет юноше угрожала мобилизация в российскую армию. Полиция постоянно требовала, чтобы он стал в Краснодарском крае на военный учет.
«Чтобы не обращать на себя внимание, мы постоянно переезжали с одного места на другое. Было очень страшно. Потому что не знаешь, что случится завтра, что вообще происходит вокруг, на что ты имеешь право, а на что — нет», — говорит о своих чувствах в то время Денис.
Беги, а то убьют
Случайно он смог связаться со своей тетей, которая жила на оккупированной части Запорожской области. Она предложила ему с отцом пробиваться на свободную украинскую территорию: по словам женщины, она что-то слышала о зеленом коридоре в Васильевском районе.
Дорога была еще та! Из Краснодарского края — в оккупированный Крым, оттуда — в оккупированный Мелитополь, затем — на северо-запад Запорожской области. И постоянно нужно было отвечать на вопросы российской полиции и военных, как и с какой целью они оказались так далеко от Херсонской области. Лгали, что едут в гости к тете.
«Мы могли остаться у сестры отца, но я очень хотел домой, к маме. И боялся, что на оккупированной территории нас с отцом россияне разлучат, что отца мобилизуют», — рассказывает Денис.
Людей, которые хотели через Васильевку добраться на подконтрольную Украине территорию, было много. Но российских военных заинтересовали именно Денис с отцом и еще несколько молодых мужчин.
А отца в другой палатке очень били. Они увидели у него на животе послеоперационные рубцы и подумали, что он украинский военный с ранениями. Требовали, чтобы он сдал украинские позиции. Говорили ему, что я уже всех сдал и что они меня убили. Я не помню, сколько это продолжалось. Потом нам с отцом разрешили смыть кровь и сказали, чтобы мы через десять минут исчезли с блокпоста, если хотим остаться в живых», — вспоминает Денис.
Они вернулись в село тети. Там нанимались к людям — что-то ремонтировали, чтобы хоть немного заработать денег на жизнь.
Но впоследствии должны были бежать обратно в Краснодарский край. „
…Денис возле магазина сделал замечание какому-то российскому военному, чтобы тот так страшно не матерился при детях. На следующий день юношу вывезли в поле за село.
«Нормально так меня избивали. Типа, что, я считаю себя очень умным и смелым? Потом заставляли извиняться перед российским солдатом, которого я типа оскорбил. Я отказался, они снова били. И все на камеру снимали. Я потом дотащился домой к тете, хотел в медпункт обратиться, они это засекли и снова меня в поле вывезли. Телефон мой сломали, били очень, на колени ставили и стреляли — несколько пуль мимо меня пролетело, заставляли снова просить прощения. И снова все это снимали.
И после этого нам с отцом уже просто захотелось куда-то убежать, мы боялись, что если останемся на оккупированной территории, нас точно расстреляют. И мы вернулись в Краснодарский край, там было безопаснее», — говорит Денис.
По словам Дарьи Касьяновой, УСПР чаще всего узнает о факте депортации ребенка именно от его родственников. А еще — от соседей ребенка, которые были свидетелями его вывоза, от других детей, которых удалось вернуть в Украину раньше, от украинской разведки, СБУ, детского омбудсмена, иностранных партнеров, организаций, которые мониторят российские сайты об усыновлении украинских детей, и т. д.
К маме
«Мы постоянно меняем алгоритм возвращения депортированных детей. Где-то до конца 2023 года мы отправляли за ними мам или других законных представителей — таким было требование России. Но россияне начали арестовывать, допрашивать этих мам, бабушек, сестер, то есть сложилась угрожающая для родственников ситуация. И сейчас за детьми мы отправляем специальных людей, которые имеют необходимый пакет разрешительных документов от официальных опекунов ребенка. И доставляем детей в Украину через третьи страны. Но если я вам сегодня расскажу все, завтра я ни одного ребенка не вывезу», — прекращает мои расспросы Дарья Касьянова.
По ее словам, возвращение ребенка — достаточно дорогостоящая операция. „
Подготовка документов, логистика, сопровождение, проживание-питание стоят денег, в среднем до 1500 долларов. Все финансируется международными организациями.
УСПР разрабатывает план реинтеграции ребенка в украинскую жизнь сразу, как только начинается операция по его возвращению. Продумывается, в частности, где и с кем ребенок будет жить в Украине. Если бы, например, семья Дениса до сих пор находилась в оккупации, для него нашли бы приемную семью, которая вместе с психологами помогла бы избавиться от страхов прошлого.
…«Мама сбросила мне телефон волонтера, я с ней списался, переслал ей все наши документы. Позже она купила нам с отцом билеты на поезд в Минск. Мы сели — и через неделю я уже был в Киеве. А отцу волонтеры помогли из Беларуси добраться до Европы. Меня белорусская сторона не хотела выпускать, потому что я несовершеннолетний без сопровождения взрослых. Я им что-то врал, просился, и они пропустили в Украину. Представляете, пока меня не было, у мамы и отчима дочь родилась, я ее смог взять на руки. А маму сначала тоже не узнал, как она меня», — смеется Денис.
«Чувствовалось, что пережитое в России сделало его осторожным в высказываниях и немного замкнутым. Он волновался за безопасность отца, который еще оставался в Беларуси. Теперь, когда отец в Европе, а Денис поверил в его и свою безопасность, он стал более откровенен в общении», — говорит Наталья.
С момента встречи на границе в июне 2025 года она занимается Денисом: привезла парня в Киев, где теперь живет его мама. Помогла с оформлением украинских документов, получением статуса ВПЛ и ребенка, вернувшегося из депортации, соответствующих государственных выплат. Помогла трудоустроиться и встать на военный учет. А еще — с решением образовательных проблем. „
Ведь полномасштабка помешала Денису окончить 7-й класс. В России он не учился. И теперь, в 17 лет, наверстывает пропущенное.
«Ясно, что за парту он уже не сядет. Это взрослый парень, привыкший в депортации работать на стройке, зарабатывать и решать взрослые проблемы. Мы предлагали ему занятия с репетиторами, он попробовал — потом отказался. Пошел работать, чтобы помогать семье. А в школе учится экстерном», — объясняет Наталья Гуменюк.
По словам Дениса, он учится онлайн в своей сельской школе (его село освободили от оккупации в ноябре 2022 года) — мама договорилась, чтобы его с сентября приняли сразу в 9 класс. Хвостик незаконченного седьмого класса отпал, восьмой — пропал. А что делать? Надо форсировать ситуацию. За годы депортации Денис немного отвык говорить по-украински, но со школьными заданиями справляется. Сейчас планирует закончить 9-й класс и получать среднее образование одновременно с профессиональным.
Сколько же депортировано?
«С начала полномасштабной войны в России была мощная кампания по усыновлению украинских детей. И даже когда дети говорили, что у них есть родители в Украине, когда эти родители требовали возвращения детей — Россия их не возвращала. Им меняли фамилии, имена и отчества, выписывали российские свидетельства о рождении — и попробуй найти такого ребенка», — отмечает Дарья Касьянова.
По словам юриста Регионального центра прав человека Екатерины Рашевской, после того как весной 2023 года Гаага выдала ордера на арест Путина и российского детского омбудсмена Львовой-Беловой, россияне сделали процесс усыновления маленьких украинцев непубличным.
«Россияне постоянно говорят, что усыновлены 380 украинских детей. Этот показатель у них официально не меняется с апреля 2023 года. Хотя, по нашим данным, дети попадали в российские семьи и в 2025 году. Россия просто скрывает настоящие цифры. Хотя случаются и утечки информации — это когда российские чиновники на местах хотят похвастаться своими достижениями», — говорит Екатерина Рашевская. „
Знает ли Украина общее количество депортированных Россией детей — усыновленных или переданных в российские интернатные учреждения?
Екатерина Рашевская говорит, что нет. Ведь в Украине юридически не различаются дети, депортированные в Россию, и дети, которых россияне перемещали в пределах оккупированных территорий, — например, из Херсона в Мелитополь. Считается, что права ребенка в обоих случаях нарушаются одинаково.
«В Минюсте есть реестр сведений о депортированных и принудительно перемещенных детях. На платформе “Дети войны” можно увидеть, что речь идет о 19 546 детях. Специальная комиссия при Минюсте проверяет информацию о каждом ребенке, который числится в реестре. Недостаток этого реестра — его закрытость от родителей и общественности. На платформе “Дети войны” можно ввести ФИО конкретного ребенка — и узнать только то, есть ли этот ребенок в реестре. В то же время весь реестр увидеть невозможно. И выписку из реестра может заказать только законный представитель ребенка — родители или опекуны. Это ограничивает возможности общественных и волонтерских организаций работать с данными реестра», — отмечает Екатерина Рашевская.
Юрист убеждена, что показатель 19 546 детей нуждается в тщательной проверке. По ее словам, нелегко, но можно узнать, сколько детей из интернатных учреждений или приемных семей депортировали или переместили. А также сориентироваться в количестве детей, которые жили с родителями и пропали без вести, то есть могли быть депортированы россиянами, — родители сообщают об этом в соответствующие государственные органы. Но очень трудно определить, сколько детей осиротели из-за военных действий России и были ею депортированы. Ведь о таких детях после гибели родителей некому заявить.
По словам Екатерины Рашевской, в Украине часто называют депортацией те случаи, которые с юридической точки зрения депортацией не являются. Например, когда законный представитель ребенка вывез его из Украины в Россию, то это семейные дела, а не депортация, даже если ребенку в России не нравится. А вот когда россияне говорят украинцам о выезде через эвакуационные коридоры и при этом вывозят их в Россию — это речь идет о депортации.
«Так как депортация — это принуждение. А принуждение — это не только об автомате у виска, но и об обстоятельствах, когда ты не можешь свободно принять решение. То есть когда россияне предлагают только один коридор для эвакуации — в какой-то, например, Таганрог, а оттуда людей вывозят во Владивосток или Новосибирск, то это не эвакуация, а депортация. Стоит вспомнить слова Львовой-Беловой в апреле 2023 года, которая сказала, что именно таким “эвакуационным” способом границу россии пересекли 730 тысяч украинских детей. Поэтому показатель 19 546 детей нуждается в верификации», — отмечает Екатерина Рашевская.
Россия манипулирует. А мы?
Бывает, что украинская сторона может организовать возвращение ребенка из России, но ребенок не хочет ехать, потому что россияне ему внушили, что как только он пересечет украинскую границу, то его Украина заберет в детдом, а маму расстреляет.
Но обычно ситуация другая.
По ее словам, в тусовке людей, занимающихся возвращением украинских детей из России, самым страшным врагом считается… время.
Дети, депортированные в маленьком возрасте, не помнят свою украинскую жизнь и родственников. Такой ребенок вырастает и формируется в российской среде, и она для него становится родной.
Есть соответствующая Конвенция ООН, которую Россия ратифицировала много лет назад и в которой написано, что ребенок имеет право знать свои корни. То есть когда депортированный из Украины ребенок спросит у своих российских родителей о биологических родителях, те должны сказать ему правду. Теоретически. Но спросит ли ребенок и скажут ли родители?
«Эти дети вырастают и называют чужих россиян мамой и папой. Как сделать так, чтобы возвращение в Украину не причинило им большей травмы, чем воспитание в российской семье? Это отдельный вопрос. Но государство Украина не может согласиться с законностью передачи своих граждан в российские семьи. То есть должны существовать международно-правовые механизмы, которые делали бы определенную валидацию такого решения в лучших интересах ребенка.
У нас есть два варианта. Или замалчивать этот процесс, делать вид, что таких детей нет, и пусть они дальше растут в российских семьях, а после 18 лет принимают собственное решение, и это решение будет в 90% случаев — не возвращаться в Украину, потому что они выросли с российской идентичностью. Или задуматься, как мы можем организовать процессы возвращения детей, обеспечивая права ребенка. Для этого необходимо сотрудничать с РФ. А РФ сотрудничать не хочет», — заключает Екатерина Рашевская. „
Она рассказывает, что после Второй мировой Польша, например, смогла вернуть только 10–15% своих детей, которых немцы вывезли в Третий рейх. И это при том, что Германия была оккупирована союзными войсками, и поляки имели возможность искать своих детей чуть ли не в каждом доме.
Но и тогда государства-победители не имели одного мнения по поводу возвращения детей. СССР настаивал на безусловном возвращении, союзники требовали оценивать ситуацию в интересах ребенка: если ему в немецкой семье лучше, чем дома в интернате, то зачем везти его домой.
«Россия сегодня манипулирует в вопросе с депортированными детьми в свою пользу: говорит, что отдаст ребенка только биологическим родителям или законным представителям, а не государству Украина. И в своих манипуляциях добивается успеха. Например, из 48 детей из Херсонского областного дома ребенка на сегодня в Украину удалось вернуть только семерых. А это были детки от нескольких месяцев до четырех лет. Россия заявляет, что украинские дети не хотят возвращаться в Украину. Но мнение ребенка не равно его лучшим интересам. Превращаться в пушечное мясо россиян — точно не в интересах украинских детей», — отмечает Екатерина Рашевская.
Однако, по ее словам, ситуация понемногу меняется в лучшую сторону. В частности, 17 октября 2025 года Международный Красный Крест в новом комментарии к четвертой Женевской конвенции четко предусмотрел, что государство, которое говорит, что оно эвакуировало детей, должно их немедленно вернуть в страну происхождения. Иначе это будет считаться депортацией, то есть нарушением требований Женевских конвенций.
Хотя в этом комментарии речь не идет конкретно о России, умный поймет…
На момент написания статьи Украина смогла вернуть 1791 ребенка. Сколько из них были депортированы в Россию, сколько перемещены в пределах оккупированных территорий — неизвестно. В статистике эти две категории детей не различаются. Среди них и Денис.
Парень говорит, что сейчас его заветное желание — поехать к отцу в Европу: «Хочу к отцу, а дальше — жить, наслаждаться, развиваться и забыть все, что нам с ним пришлось пережить. Я окончу школу — и дальше все в моих руках».
Майя Орел
Source link
Депортировали 14-летним, вернули 17-летним. Издание «Громадское» рассказывает, как Россия похищает украинцев
